Манжерокские пороги

Против Талды Катунь довольно широка и покорна, но зато в трех верстах ниже деревни оно образует опасный и бурный порог, известный под названием Манжерокских ворот. Поперек реки брошены пять гигантских камней, из них три несколько впереди. Спруженная вода прорывается несколькими гремящими потоками; самые большие два: один у левого берега, другой у правого. Ближайший к нам левый поток пролетает стремительной волной между передним камнем и скалистым берегом, но сейчас же натыкается но второй камень, лежащий против прохода, и образует вторую встречную волну с высоким пенистым гребнем. Вода, отхлынув к береговым скалам, крутясь здесь пенистыми воронками, стремительно выливается боковым проходом между берегом и вторым камнем. Грохот и плеск воды не умолкают ни на секунду. Противоположный правый поток, кажется, несколько тише, и им пользуются для сплава небольших плотов. По словам очевидцев, плот, стремительно проходя ворота, настолько заливается водой, что сплавщики погружаются в нее по пояс и еще глубже. И нужно много уменья и ловкости, чтобы не быть смытым волной или не разбить плот о сколы. Здесь выработались свои специалисты-сплавщики, которые проводят плоты только через это опасное место, рискуя погибнуть при малейшей оплошности.

История эта произошла в те времена, когда не было еще Чуйского тракта, а берегом Катуни проходило лишь вьючная тропа. Зимой руслом реки люди на санях ездили, а летом вниз по течению но плотах сплавлялись. Не так-то просто было плыть по горной стремительной реке, тем более пройти через несколько порогов. Больше всех славились своим мастерством и отвагой манжерокские плотогоны. От Узнези до Сросток сплавляли они лес, а порою и дальше. Неплохо платили им за это богатые подрядчики. Сколько буйных головушек навечно успокоила Катунь-река, до только смельчаков не убавилось — семьи-то кормить надо было. В плотогоны шли дюжие да отчаянные, а в «старшие» на плоту, в лоцманы, самых опытных и сноровистых выбирали. Немного но реке таких было. Был среди них молодой парень родом из Талды Никита Дворников. Был он не только крепкого сложения, красив лицом, но отличался остроумием да дерзостью своей. Такому палец в рот не клади, говаривали в народе. Немало девушек из окрестных деревень по нему сохло. Даже Варя Кобелева, по красоте которой ровной во всей округе не было, не одну ночь вздыхала по нем, три раза приезжих сватов из купеческих семей со своего двора выпроваживало. Оно бы все ладилось, до девичья гордость в любом веке превыше всего. Так и в этот раз получилось. Попробовал Никита Варе в любви объясниться, но не тут-то было. «Хоть завтра за тебя пойду, если сплавишь плот до Бийска», — шутя сказало девушка. «Годится», — ответил Никита и отправился домой. К утру не досчитались в Манжероке тринадцати лучших парней, не поймут — куда девались. Спохватилось Варя, да поздно. Сразу догадалась она, что к чему, проклиная себя в душе за такую нелепость. Стало известно, что парни уехали в Узнезю — плот гнать. Катунью аккурат коренная вода шла, да ток свирепо и страшно, как, по рассказам старожилов, лишь в тридцать лет роз бывает. В такую пору не только лес сплавлять, свое бы добро спасти, чтобы не унесло. Поскребли мужики затылки, да делать нечего, догонять поздно, а что Никита не отступит от своего слова, знали точно. Всем селом вышли на берег. Мужики кто с трубкой, кто с самокруткой. Матери слезами уливаются, зоронее оплакивая своих сыновей. На руках у подружек повисла обессилевшая Варя. А плот уж летел навстречу манжерокским порогам, наиболее трудным и опасным из всех но этом участке. Здесь и в молую-то воду, прочитав молитву для пущей верности, плотогоны поднимали весло и доверялись матушке-реке. Как она распорядится, так тому и быть. Пронесет ток пронесет, о нет — спасайся, кто как может. Стараются покрепче ухватиться за бревно или выскочить но камень, стоящий на пути. Летит плот на камень, как поплавок, — то вынырнет, то волной накроется. Так и кажется, что парни просто на воде стоя плывут. Вот-вот ударится связно о каменистый лоб и разлетится по бревнышку. На берегу многие глаза закрыли. А те, что смотрели, после рассказывали, что подняло вдруг плот и скользнул он, как большая рыбина, через каменистый барьер. Счастливая Варя бежала по берегу, махая косынкой. Кто знает: то ли Никита каким-то словом владел, то ли любовь свою силу показала, да только кончилось все благополучно, а камень с тех пор стали называть Дворниковым.